Святочный рассказ отца Александра Авдюгина

Первые 19 лет моего священнического служения проходили в сельском приходе. Храм новый, в 90-м году построенный, четыре окрестных села окормлял. Всё бы хорошо – и прихожан достаточно, и спонсоры с ближайшей шахты есть, да вот только через дорогу от церкви жил Сева.

Сева – фигура неоднозначная, непредсказуемая и категоричная, даже в свои сорок с хвостиком, хулиганистая. Если ему что-то не нравилось, он старался все исправить по-своему, причем кардинально.

Я со своими прихожанами чувства любви у него не вызывал, поэтому все виды его изощренных мстительных действий испытывал регулярно. Причем кульминация его действий против церковных соседей и меня лично обычно совершалась в большие церковные праздники.

И слова непотребные выслушивали, и гору навоза прямо перед входом на церковный двор получали, и милицию встречали в разгар службы – силовые структуры получили сообщение, что в храме крик, шум и драка со смертоубийством. Горазд был Сева в борьбе с «мракобесами».

Вот и в то Рождество, когда в половине четвертого утра начали прихожане на богослужение собираться, я с опаской рассматривал окрестности храма. Да и как не опасаться, если окно Севиного домика было освещено?

– Готовится, наверное, – решил я, – сейчас что-нибудь отчебучит.

Все Великое повечерие – сплошное напряженное состояние, но когда хор торжественно запел «С нами Бог», успокоился и я, и те, кого мы на входе храма оставили, дабы очередной «теракт» предотвратить.

«Началась Утреня, я вышел в центр храма Евангелие читать и вдруг, справа от себя, в углу около иконы Антипия увидел Севу. Он плакал. Стоял и молча плакал. Все лицо в слезах. Вытирает рукавом глаза и опять, чуть ли не навзрыд…»

 

О своем удивлении рассказывать не буду, его не опишешь. После службы пошел я к Савелию домой – надо же было это преображение как-то объяснить.

Сева грустный и задумчивый сидел в зале своего небольшого двухкомнатного домика. Перед ним на столе лежали две старенькие елочные игрушки. Одна из картона – ангел с крылышками, а вторая – стеклянный, чудом сохранившейся шарик, на котором местный художник нарисовал вертеп…

– Что случилось, Сева?

Сева посмотрел на меня. Подумал с минуту, а потом, рукой махнув, рассказал.

– Полез я на горище (чердак) за валенками, думал в окно ваше церковное горящего чёрта выставить, чтобы не радовались сильно, а за валенками в углу сумка старая мамина. Достал, открыл, а там вот эти игрушки.

– Ну и? – не понял я.

– Так мне их мамка подарила на Рождество, когда мне лет пять было. Подарила, обняла и песню вашу запела, а через дней десять преставилась.

– Какую песню?

– Да эту же.

И Сева запел:

– Добрий вечір тобі, пане господарю, радуйся…

Может быть, он и не пел, а просто говорил, но я больше никогда в своей жизни не слышал такой удивительного песнопения и такого радостного восхваления Христа.