Ноябрь 1893 года.
Мой дорогой Ники!
Увы, с этим письмом ты должен получить два душераздирающих послания. Посылаю тебе ее письмо ко мне – ты сможешь читать в ее душе, ведь она не хотела, чтобы ее строки к тебе являли ужасный отпечаток сердечного горя.
Можешь себе представить, как глубоко я сочувствую вам обоим, ты прекрасно знаешь, как я всегда стремилась помочь вам и делала для этого все возможное. О, если бы только твои родители разрешили тебе приехать тогда… Между строк можно прочесть, что у нее не хватило бы духа отказать в Кобурге, а я сделала бы все, чтобы привезти ее сюда и научить вере.
Она не узколобая и не фанатичная протестантка, но годами оставалась один на один со своей любовью к тебе, ей и поговорить было не с кем. В вечной тревоге изводила себя: «Перейти – разве это не грех? Я так люблю его – о, вот почему я должна быть вдвойне сурова к себе и не позволять сердцу собой управлять». Это была многолетняя битва, и никто не помог ей, лишь иногда пара строчек от меня. Я боялась этого исхода; бедное дитя… О, ты не знаешь, через что ей пришлось пройти, в ее глазах печать несказанной грусти – я и помыслить не могу, что так и будет, и жажду, и вопреки всякой вероятности надеюсь, что в конце концов Бог даст ей увидеть бедность протестантизма в сравнении с нашей Церковью. Все это так жестоко и печально…
Не мог бы ты прислать мне письмецо для нее, поласковее, она так страдает, и ее жизнь слишком, ужасно одинока. Это согреет ее бедное разбитое сердце, и ты, бедный мальчик, страдая так жестоко, простишь ее, ведь она жертвует своим земным счастьем, веря, что такова воля Божия.
Покажи мама это письмо, если хочешь, и верни мне письмо Пелли. Все это так грустно.
До свидания, милый мальчик.
Да благословит тебя Господь и да поможет тебе.
Всегда твоя любящая Элла.
